Ребенок радость

Июн 14, 2011 admin

 

Расхожее выражение: «счастье материнства». То есть если женщина становится матерью — это, очевидно, приносит ей радость (реже говорят: «счастье отцовства»). С этим очень трудно согласовать то, что детей оставляют в роддомах, подбрасывают, просто выбрасывают, обрекая на гибель (как ни страшно об этом писать, но это так!).

По нашей логике мать должна любить любого ребенка, которого она родила: больного, здорового, умного, глупого, красивого, уродливого… Должна, так сказать, «по определению».

С этим трудно согласиться. Не будем брать крайние случаи. Не в крайнем, а в самом обыденном, рядовом случае происходит разочарование матери (а чаще — отца) в этих, заранее предполагавшихся радостях.

Оказывается, что появление в доме младенца тянет за собой огромное число хлопот, недосыпаний, солидные затраты (особенно ощутимые в семьях со скромным достатком), все планы летят к черту. Кроме того, ребенок имеет свойство болеть (не говоря уже о тяжелобольных детях, а их немало). Подрастая, ребенок развивается не так, как ожидалось: опережая или отставая от своих сверстников.

Так что реальный ребенок может (и, как правило, так и происходит) оказаться очень далек от абстрактной родительской мечты, которая зрела еще до его появления на свет. Родителям рисовалась хорошенькая девочка, а родился горластый, слабенький мальчик, он много плачет, капризничает, постоянно всех беспокоит.

Вот вам первое испытание родительских чувств. И удивительная на первый взгляд вещь: одна мать чем больше возится с таким «неправильным» ребенком, чем больше в него вкладывает, тем большую испытывает к нему нежность; а другая — ощущает растущую неудовлетворенность жизнью — все не так, как мечталось («За что мне такое?»). Дальше — больше, ребенок растет, и все сильнее проявляются его врожденные качества, его «особость».

Есть дети, которые от природы имеют несчастье быть «провокаторами» родительской тревоги, недовольства, даже агрессивности. Обычно это сверхподвижные дети, во все «сующие свой нос», неуемные, у них ни дня не проходит без каких-нибудь неприятностей: разбитой чашки, скандала с соседями, изрисованной важной папиной бумаги… Особенно сильному испытанию родительские чувства подвергаются, когда приходят гости или родители с ребенком отправляются в общественное место. Им кажется, что все смотрят на их ребенка, качают головой и думают: до чего же дурно воспитан! Любой человек хочет удостоиться похвалы своему созданию, потщеславиться. Будь то картина, им написанная, или дом, им построенный, а уж тем более его ребенок. Поэтому там, где есть публика, естественно испытывать гордость, когда твое произведение одобряют, и стыд, когда его осуждают.

Однако редкий человек в ответ на критику своей книги, построенного им дома будет винить эту картину или дом, он станет винить, конечно, тех, кто помешал ему создать совершенство: редактора издательства, прораба, некачественные материалы, нередко и себя (недоработал, схалтурил).

Совсем другое дело ребенок. На него легко можно переложить свое недовольство, свое уязвленное честолюбие. Можно свои негативные эмоции разрядить на нем  так рождаются злые, непродуманные слова («Придем домой — убью, идиот!»  не слышали? Или: «У, скотина!»  сказанное трехлетнему). И даже побои, что не так уж редко.

Опять возникает порочный круг: чем хуже родители обращаются с ребенком, тем агрессивнее или неуправляемее он становится, тем меньше поводов у родителей им гордиться, тем «труднее» его любить.

Другой вариант: ребенок может быть словно специально создан, чтобы тешить родительское тщеславие. Он красив, обаятелен, спокоен, послушен, талантлив. Но то, что родители часто принимают за особую одаренность своего ребенка (например, раннее развитие речи), иногда может объясняться тем, что хорошенький, ласковый, жизнерадостный малыш очень привлекателен для окружающих, с ним много возятся, много и охотно разговаривают, на него не кричат — вот он и расцветает, как растение, за которым хорошо ухаживают.

Такой ребенок крайне ориентирован на похвалу, одобрение взрослых. Хорошо знает, как их получить, и умеет это делать. В обществе взрослых он может просто поражать своей благовоспитанностью, однако и здесь есть определенная опасность, которая впоследствии даст о себе знать.

К какому-то возрасту (например,- школьному) оказывается, что ребенок просто умненький, развитый, но никакими особыми талантами не блещет. Если раньше, в пять лет, чтобы получить одобрение взрослых, достаточно было правильно построить фразу, то в восемь это умеют делать все. Чтобы выделиться, надо придумать что-то другое. Ведь ребенок по-прежнему ориентирован на восхищение по поводу собственной персоны. Однако от сверстников он это восхищение может заслужить только по их собственным законам, которые не знает и соблюдать не умеет, а для взрослых теперь необходимо делать усилия, которые ему не под силу. Ему необходимо иметь устойчивую склонность к какомуто поощряемому взрослыми занятию — музыке, рисованию, спорту.

Короче говоря, нужно иметь то, что взрослые называют словом «талант». А это предполагает не только способности, но и упорство, трудолюбие, то есть парадокс заключается в том, что теперь требуется как бы мотивация изнутри; «Я хочу это делать потому, что я это люблю и мне это интересно».

Но откуда взяться такой установке, если всегда было достаточно мотивации извне; «Я это делаю, чтобы меня похвалили». Так привычная, уже как воздух необходимая похвала взрослых вдруг отодвигается куда-то за горизонт, ребенок получает ярлык «способного, но ленивого». И он и его родители перестают получать друг от друга стимуляцию — он перестает тешить родительское тщеславие, а родители больше не тешат его собственное честолюбие.

Итак, как «удобные», так и «неудобные» для любви дети подвергают рано или поздно испытанию родительское чувство. «Каким вы меня любите? — словно спрашивает ребенок. — «Таким, каким я был раньше, когда со мной можно играть как в куклу? таким, каким я был бы, если бы сбылись ваши мечты? Или таким, какой я есть, со всем, что во мне намешано, что проявилось минуту назад или появится через минуту?»

Самые счастливые — это дети, которые приносят радость, которые могут ответить «да» на этот последний вопрос. Это, конечно, не значит, то родители таких детей никогда не бывают недовольны, не пытаются на них воздействовать или обладают ангельским терпением. Это просто дети, которые чувствуют, что их любят даже тогда, когда наказывают.

Нельзя сказать, что это какое-то родительское искусство. Скорее это какая-то глубинная предрасположенность к родительству и вообще к любви. Вряд ли этому можно научиться. Вряд ли можно достичь этого, победив, поборов что-то в себе. Скорее человек, которому это не дано, может в какой-то момент прозреть, что ли, словно излечиться от какого-то давнего недуга, снедавшего его.

Как правило, люди, которым трудно получать радость от общения с детьми, — это люди, которым трудно радоваться чему-то непосредственно, чувственно, как кожа радуется солнцу или воде.

Такого человека всегда что-то гложет, он всегда чем-то обеспокоен, или на что-то сердится, или чего-то боится, он не уверен в себе, несет в себе ощущение, что ему чего-то не хватает или недодано. И часто действительно недодано в его собственном детстве, как раз того непосредственного родительского чувства, которое может послужить основой для извлечения больших радостей из малых, больших радостей по вроде бы незначительному поводу: будь то хорошая погода или детский рисунок, в котором нет ничего особенного, кроме того, что подарен от чистого сердца.