Прощание

Июн 6, 2011 admin

Прощаясь после первой встречи

Проблема: Обостренное стремление к сильным ощущениям, неумение заканчивать начатые дела.

Причины: Поверхностность, постоянный эмоциональный голод.

Если я чего-то никогда еще не делал, то это достаточный повод для того, чтобы заняться этим. Пусть только представится случай. Неизвестность  вот что меня привлекает. Ну, убить, конечно, не могу, этого я не приемлю. Но, когда мне было двадцать лет, нашел возможность побывать и в морге Медицинской академии, хотя делать мне там было нечего. Я пошел туда с друзьями  студентами-медиками, у которых там проходили занятия. Меня очень заинтересовали сами студенты: как они себя .ведут, что производит на них особое впечатление, отличается ли их поведение от моего. Большая часть под маской подчеркнутой грубости прикрывала сильный внутренний страх. И я ощутил этот страх, почувствовал его, как свой собственный.

Человек должен увидеть все. Зачем? Затем, что это существует. Если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что такого явления нет. Это все равно что жить в красивом, уютном здании и не подозревать, что там, внизу, есть подвалы. Что подвалы эти представляют собой какие-то темные или полутемные клетки с застоявшимся воздухом, за многочисленными дверьми и решетками которых спрятаны соблазнительные и иногда очень важные вещи. Я хотел бы заглянуть в подвалы и на чердаки домов всех своих знакомых и тех, с кем мне еще предстоит познакомиться. Тогда у них будет от меня значительно меньше тайн. О человеке очень много говорит то, что он хранит, что выбрасывает, в каком состоянии содержит. Но больше одного раза я бы не навещал подвалы. Самое главное — это первое ощущение.

Я бы отправился куда угодно, где еще не бывал, в любую экспедицию. Возможно, я не гожусь для штурма заоблачных высот или молчаливых глубин, но я с удовольствием оказался бы рядом с теми, кто готовится к последнему, самому трудному броску. Мне достаточно видеть, как они уходят и возвращаются. Я сумел бы воспринять их усилия, почувствовать, каково им было. В то же время я совсем не завидую тем, для кого это является профессией. Исследовать только пещеры или подниматься только на вершины  это исключительно надоедает. Мне же все интересно только первые один-два раза, когда это в новинку, пока сильны ощущения. В такие мгновения мне иногда открывается такое, о чем раньше я и не подозревал. Тогда я начинаю лучше понимать даже самого себя. Это волнует. Иногда мне кажется, что я живу за двоих. Не выношу застоя. Ну, совсем.

Первое в этом году купание в море… Первая встреча… Первая страница новой книги. Она еще пахнет типографской краской. Корешок поскрипывает. Ты быстро пробегаешь взглядом несколько сливающихся строчек и сразу понимаешь главное  понравится тебе этот автор или нет. Стремится он к простоте или держит тебя на расстоянии. Самый большой интерес к книге я испытываю, первый раз прикасаясь к ней. Какой она толщины, чем пахнет, сколько в ней страниц? Может быть, ее автор пишет сейчас новую книгу? И вдруг мне становится его жалко. Интересно читать книги, но как, должно быть, ужасно день за днем, ночь за ночью, год за годом писать их. Однообразно до помешательства. Другое дело — написать всего одну книгу. Ведь у каждого есть что любопытного вложить в нее. Даже интересно  получится или нет? Поймут ли читатели новую книгу? Понравится ли она им? Но в профессиональном смысле — это жутко кропотливый труд: день и ночь нужно ковыряться, как крот. Правда?

Люди считают, что для того чтобы разобраться в каком-нибудь явлении, нужно сосредоточиться только на нем. Посвятить ему годы, всю жизнь. «На протяжении десятилетий он…»  подчеркивают в чьей-либо биографии, и мне сразу становится жалко этого человека. Бедный… Целые десятилетия. Даже если его инструментами были карандаш и линейка, все равно представляю его себе несчастным рабом, которого насильно привязали на тридцать, тридцать пять лет к письменному столу, к одной и той же мысли. Он так привык к такому положению, что, когда его решили отправить на пенсию, он со слезами просил разрешить ему еще немного посидеть за полюбившимся столом. Для меня это человек застоя: может быть, невротик, может, просто боится выйти на люди…

Я уважаю черный, плодотворный труд, но серое, однообразное существование не для меня. Мне непонятно, почему человек, еще вчера готовый разобрать любую игрушку, чтобы рассмотреть, что у нее внутри, отвечающий на зов и заглядывающий в любую пропасть, страстно тянущийся ко всему неведомому, сегодня удовлетворен тем, что у него есть крыша над головой, сытная пища и, скажем, уважение окружающих. Ты обзаводишься собственной благоустроенной раковиной, спокойно в ней устраиваешься и полагаешь, что наконец постиг мир, на самом деле удаляясь от его познания с космической скоростью. Теплота и размеренная жизнь притупляют ощущения.

Верно, существуют профессии, которые требуют исключительного постоянства и диктуют малоподвижный образ жизни. Профессий таких много, и слава Богу, что находятся люди, которых они привлекают. По-моему, это люди с пониженной жизненной энергией: им легче подавить ее в себе. Они не просыпаются каждое утром с ощущением, что способны перевернуть мир. Они запросто могут не путешествовать, не любопытствовать, не сравнивать, не бросаться к чему-то новому, отказываясь при этом от того, во что уже вложены усилия. Вот придет следующий отпуск, думают они, и опять можно будет поехать на море, растянуться на песке, подставить бока теплому солнцу, послушать, как шуршит море… А на выходные можно отправиться в деревню. Там тоже хорошо. Все рядом, кругом знакомые.

Им очень приятно, что в селе их тоже знают.

Да, им явно недостает жизненной энергии. Будь она у них, они были бы вынуждены хоть раз изменить свои планы, предпринять другое, не гарантирующее успех начинание. Похоже, они родились только для того, чтобы преуспеть в чем-то, а не для того чтобы чувствовать. Туда они не идут, потому что «кто знает, что это такое», сюда — потому что почти все их знакомые этим пренебрегают. На любознательность, на неукротимую энергию они смотрят как на юношеское заболевание, от которого, повзрослев, следует избавиться.

Если же их постоянство это результат исключительной амбициозности, то почему же они отказываются от стольких удивительных возможностей, которые могли бы их обогатить? Жизнь и без того заваливает нас огромным количеством повседневной стружи, бытовыми мелочами, которых нельзя избежать, которые обязывают с ними считаться.

Если мне предложат собирать коллекцию, я примусь коллекционировать ощущения. Без них нам не познать мир: все равно что сортировать фрукты только по вес у, ничего не зная об их биологическом виде, или только по цвету, ничего не зная о вкусе, или только по твердости, ничего не зная о сочности. Мне мало знать, что такое яблоко. Это данное яблоко я хочу сравнить с яблоком, выращенным на другом конце света.

Для этого я всегда должен быть готов отправиться в те края, а не просто поджидать, когда м не это яблоко доставят.

Я готов пренебречь материальными благами. Меня не слишком интересует продвижение по служебной лестнице, меня также не вдохновляет мысль столкнуть кого-нибудь с нее. Может быть, я и сделал бы это один раз, но только для того, чтобы посмотреть, что и как произойдет. Руководствуясь всем вышесказанным, я вправе считать себя хорошим, даже очень хорошим человеком, который не обременяет других и не мешает им. Если мне требуются средства для какого-либо начинания, я их достаю. Мне удается войти в состав разных групп, конференций и экспедиций, а деньги на них, в принципе, выделяются. Но в действительности я вкладывал бы и свои сбережения — так мне интересно знакомиться с новыми людьми, узнавать от них что-нибудь новое.

По мнению большинства я, конечно, разбрасываюсь. Многие поджидают, когда же я наконец вырасту, и смотрят на меня со снисхождением. Они знают сотни способов самоутвердиться, но все они мне не подходят. Так, например, настоятельно рекомендуется обзавестись семьей. У них появляются партнеры, принадлежащие им, и сами они теперь принадлежат партнеру. Семья — это место, где на них рассчитывают, дают им конкретные указания, как поступить, покровительствуют им. Нужно ли им это покровительство? Сейчас нет. Но поскольку с малолетства они считают жизнь «опасной шуткой», то они заранее стараются обеспечить себе защиту, которая может пригодиться впоследствии.

Для меня это просто консерватизм. Разве ясность может доставлять радость и удовлетворение? В ней же нет ничего, что может возбудить трепет. Природа создала меня для движения, исследования, познания, для открытия новых явлений и мест. Хотя неоткрытых мест уже нет. Мне остается только открывать новые ощущения. Даже слова «новый» и «новая» оживляют меня. Быть напряженным, рискующим, побежденным или победителем — что может быть лучше этого?

Я бы стал даже кассиром в магазине, где целый день вьется нервная очередь, даже воспитателем в детском саду. С удовольствием продавал бы рыбу, делал бы консервы; но не всегда, а только в течение двадцати — тридцати дней, пока не освою работу, пока не разберусь что к чему. Это похоже на то, как актер входит в новую роль. Любое дело перестает доставлять мне удовольствие.

Я совершенно не понимаю тех, кто утверждает, что для того чтобы тебе было хорошо с женщиной, надо к ней привыкнуть. Что, приспособившись к ней, начинаешь получать гораздо большее удовольствие. Мне все же неясно, что общего у привыкания и удовольствия? Мои отец и мать жили очень дружно, но трудно представить более скучную обстановку, чем та, что царила в нашем доме. Отец разговаривал с нами только для того, чтобы поддержать строгий военный порядок, который он создал в доме, чтобы проверить, как исполняются его решения. Я мечтал вырваться из дома и верил, что тогда все изменится, я начну летать. А затем снова отовсюду полезла серость. Ею я не могу удовлетворить свою жажду.

Возможно, состарившись, и я стану мечтать о спокойствии, к которому меня будет подталкивать физическая немощь. Она «убедит» меня, что мне лучше находиться среди родственников, которые ничем не огорошат меня и будут обо мне забртиться. Но даже эта вялая довольность будет рассматриваться мной как любопытный контраст по отношению ко всему, что я изведал в жизни.

Думаю, что семья человеку нужна только ближе к старости. Семьей следует обзаводиться, когда желания поблекли и книги могут дать ответы на все интересующие тебя вопросы.

Каков мой идеал сейчас?

Море. Середина дня. На пляже, неизвестно почему, никого нет. Вдалеке вижу лежащую на песке девушку. Очень красивую. Направляюсь к ней. Чувствую, как накатывает на меня волнение. Приближаюсь с опаской: вдруг вблизи она не так прекрасна? Но нет. Или она действительно очень хороша, или просто в этот чудесный день ничто не может развеять мою иллюзию.

Подхожу к ней и не могу сказать ни слова. Она открывает глаза, улыбается и обнимает меня.

Мы любим друг друга.

Страстно целуемся на прощание.

Я ухожу.

Она остается.

Мы больше не увидимся. Мы оба знаем это.

Мы не произнесли ни одного слова.

И вы больше не увидитесь? Неужели тебе не хочется?

Конечно хочется. В этот момент хочется. Но мы оба знаем, что так хорошо нам уже не будет. Надо уметь прощаться с хорошим. Такую девушку мне хочется встретить потому, что она будет думать так же, как и я…