Правда

Июл 6, 2011 admin

 

Я говорю правду, а меня не любят.

 

Представим себе врача, который говорит обреченному на скорую смерть: «Положение очень тяжелое, но не безнадежное», дает невинные лекарства, какие-нибудь витамины. Кто осудит его?

Вообще это деление говорить или не говорить правду  слишком однозначно, как деление всех происходящих событий, людей на «плохих» и «хороших», «черное» и «белое». Один мудрец сказал: очень мало на свете таких закоренелых негодяев, в которых не было бы ничего хорошего, но ничуть не больше людей самых благородных, у которых не было бы ничего, достойного осуждения.

Что такое правда? Это достоверная информация. Но является ли то, что мы сообщаем, достоверным или это лишь то, в чем убеждены мы сами, не более чем наше предположение? Кто-то одного человека называет подлецом, другого  кристально чистым. И считает, что он говорит правду. Но часто это бывает далеко не так.

Если мы пытаемся кого-то оценить, то это отнюдь не есть правда, а скорее твоя точка зрения, твоей группы. И чем эта «правда» более безапелляционна, тем более она эфемерна, надуманна.

Правда нужна тогда, когда она что-то несет, когда она может помочь принять какое-то решение, когда она конструктивна, если хотите. Допустим, каждому человеку мы можем сказать: «Ты умрешь». Ну и что? Да, все мы умрем. Какую конструктивную задачу ставит человек, который скажет эти слова? Никакой. Не случайно родилась эта поговорка: «Резать правду-матку». Очевидно, что само по себе сообщение хорошо известных фактов не есть добродетель. Зачем, во имя чего это говорится  вот что главное.

Допустим, мы говорим страшную правду о нашей истории. Но для чего? У этой правды есть цель  сделать так, чтобы эта страшная история никогда не повторилась, сделать ее необратимой.

Но если мы имеем дело с конкретным человеком, то должны как следует отдавать себе отчет, что наша правда (точнее, то, что мы принимаем за правду) может быть воспринята очень болезненно. Нужно понять, что двигает человеком, который говорит: быть может, это обида, зависть, мнительность… Допустим, ябеда в школе может и лгать, и говорить правду.

В некоторых школах в свое время вводились «дисциплинарные дневники». В них послушные ученики по замыслу учителей должны были аккуратно заносить, кто у кого списывал, кто бросался тряпками, кто кого дернул за косички и т.д. То есть давались уроки доносительства. В одном из фильмов его герой-школьник говорит о таких дневниках с гневом и омерзением. И это прекрасно! Только в тоталитарном государстве доносительство может восприниматься как доблесть, а не как мерзость.

В свое время человек чести, который не принимал терроризм, осуждал его, в то же время считал бесчестным и доносить на известного ему террориста. Но это случай крайний, когда на чашу весов поставлена человеческая жизнь. Мы же говорим о списывании контрольной, то есть о вопросе совести. Но в классе нередко находится немало доброхотов, которые снимают с того, кто списывает, эту ответственность и показывают на него пальцем. Таких «правдолюбцев» обычно в классе не любят потому, что чувствуют угрозу, попытку вклиниться в личное (так и говорят: «Это мое личное дело»).

Многие путают правду и категоричность, безапелляционность. Последнее в отношениях часто приводит к жесточайшему, сокрушительному разрыву близких отношений.

Допустим, невинная фраза, мать говорит дочери: «Ты опять не сделала уроки». Она может быть произнесена таким тоном, из которого следует подтекст: и вообще ты никчемушная, ничего из тебя не получится… Если эта фраза произнесена для того, чтобы сообщить дочери, что она не сделала уроки,  она бессмысленна. Она и так это знает. Тогда зачем она произносится? Мать сообщает о своей оценке, а не о самом факте, она хочет унизить дочь. Но когда речь заходит о наших оценках, кто может гарантировать их достоверность?

Многие конфликты отцов и детей строятся на одной очень простой платформе. Взрослые считают, что они имеют право учить тех, кто младше на 20, 30 лет (так прямо и говорят: «Молод еще!»). Хотя очевидно, что само по себе число прожитых лет отнюдь не означает глубокомысленность, право на поучение (которое вообще, кажется, ничего, кроме раздражения, у молодых не вызывает).

И если человек гордится тем, что никогда в жизни не менял своих убеждений,  это подозрительно. Выходит, что он остановился… на уровне 15 лет.

Есть такое понятие «конфликтный человек». Где бы он ни появлялся, он сеет конфликты. Но, допустим, человека, который ни разу в жизни не поступился принципами, никто не назовет склочником. Вокруг него обязательно найдутся люди, которые относятся к нему с теплом и уважением, которые его защищают.

Декабристы были людьми глубоко конфликтными, но находилось немало людей, которые их уважали, считали образцом чести и порядочности, их правдолюбие касается их принципов, убеждений. Оно нацелено на проблему, а не на конкретного человека. И совсем другое дело правдолюбие в кавычках. Когда человек «борется за правду», на каждом шагу делая замечания коллегам, опоздавшим на работу, подсчитывая, кто сколько сделал, хотя его никто на это не уполномочил; читает мораль тем, кто не спрашивает его совета. О таких говорят: «В каждой бочке затычка». Их могут бояться, избегать, но их не любят, не уважают. Мелочность, обидчивость, завистливость, мстительность  отнюдь не синонимы любви к правде. Хотя такому человеку очень хочется называть свои действия «принципиальностью». Но ведь и Чичиков утверждал, что «пострадал за правду».

Естественно, «правдолюбец»-подросток отличается от взрослого «правдолюбца». Но и подросток должен в свои 13 — 15 лет проявлять больше понимания психологии других людей, больше гибкости, терпимости. Иначе он рискует остаться в конце концов одиноким, несчастным и очень озлобленным человеком.

Одна подружка говорит другой: «Ты, конечно, начитанная, но фигура у тебя подкачала». Быть может, это правда, но дружить с такой девочкой трудно. Если кто-то говорит горбуну, что он горбун, то не потому, что хочет помочь, а, предположим, потому, что мне приятно осознать, что я не горбун. Конечно, к правдолюбию это не имеет никакого отношения.

Люди агрессивные обыкновенно страдают комплексом неполноценности. Их так называемая принципиальность  способ компенсировать в себе ущербность, чувство неполноценности, хоть как-то самоутвердиться за счет слабого.

Маленькому ребенку очень трудно объяснить, почему нельзя показывать пальцем, пристально смотреть на людей, комментировать особенности других людей: полноту, старость… Потому что маленький ребенок знает только правду. Чувства деликатности, терпимости ему незнакомы. Он учится этому постепенно, по мере собственного «усложнения».

Так называемую принципиальность, правдолюбие нельзя путать с простодушием трехлетнего малыша; такая простота, как говорится, «хуже воровства». У малыша это простая защита «природного» человека. («А он первый начал», «А это Вовка вазу разбил»…) Он еще «неокультурен». В идеале с возрастом «человек природный» должен стать «человеком культурным».

Мир перестает делиться на черное и белое, хорошее и плохое, правильное и неправильное. Он многозначен, он приобретает многочисленные оттенки. Ведь каждый человек  сложнейшая, уникальная, неповторимая «система», не поддающаяся оценке по пятибалльной шкале.

Понять это многообразие в другом, умение отличить главное от второстепенного, считаться с чуждой «непохожестью»  вот гарантия хороших, стабильных отношений с людьми.

И в заключение хочется вспомнить страшную, но, увы, правдивую историю. Во время войны с Ираком Иран призывал в армию даже подростков. Мальчик 13 — 14 лет сбежал с фронта, дезертировал. Бежал он домой, куда же еще?! Властям его выдала родная мать. По законам военного времени ее сын был расстрелян. А ее саму сделали героиней, ее историю, ее фото как пример патриотизма, любви к родине напечатали газеты… Она сказала правду. Комментарии, как говорится, излишни.